Гайдзин. Том 1 - Джеймс Клавелл

– Прошу прощения, помолвки таких высоких лиц являются вопросом государственной политики и находятся в ведении сёгуната, как и всегда находились, – возразил Ии. Маленького роста, дородный, он имел несгибаемую волю. – Помолвка сёгуна Нобусады, по его собственной просьбе, расторгнута.

– А, прошу прощения, как печально. Я слышал, это была хорошая партия.

– Сёгун Нобусада и принцесса Иядзу одного возраста, им сейчас по двенадцать. Пожалуйста, доведите до сведения императора: тайро желает сообщить ему, что сёгун почтет за честь принять ее как жену. Они смогут пожениться, когда ей исполнится четырнадцать или пятнадцать.

– Я поговорю с императором, но, прошу прощения, я боюсь, что ваша просьба не будет удовлетворена.

– Я, безусловно, надеюсь, что Небо подскажет Сыну Неба, какое решение следует принять в столь важном деле. Гай-дзины стоят у наших ворот, сёгунат и династия должны быть укреплены.

– Прошу прощения, императорская династия не нуждается в укреплении. Что же до бакуфу, то исполнение пожеланий императора, без сомнения, укрепит мир.

– Соглашения должны были быть подписаны, – резко ответил Ии. – Корабли варваров и их оружие способны сокрушить нас, что бы мы ни заявляли во всеуслышание! Мы-без-за-щит-ны! Нас вынудили подписать их!

– Прошу прощения, это проблема и вина бакуфу и сёгуната – император Комэй не одобрял этих Соглашений и не желал, чтобы они были подписаны.

– Внешняя политика, любая светская политика, как тот брак, который я смиренно предлагаю, находится в абсолютном ведении сёгуната. Император… – продолжил Ии, тщательно подбирая слова, – … имеет главенствующее значение во всех остальных вопросах.

– «Остальных вопросах»? Несколько веков назад император правил всей страной, и этот обычай соблюдался тысячелетиями.

– Прошу прощения, мы живем сейчас, а не несколько веков назад.

Когда о предложении Ии, которое все противники бакуфу расценивали не иначе как оскорбление династии, стало известно, поднялась буря негодования. Не прошло и нескольких недель, как сиси убили тайро за его высокомерие, и об этом браке перестали говорить.

Пока не прошло два года и ей не исполнилось четырнадцать.

Не будучи еще женщиной, принцесса императорской семьи Иядзу, уже считалась, однако, совершенной поэтессой, могла читать и писать на классическом китайском, знала все дворцовые ритуалы, необходимые ей в будущем, и по-прежнему была влюблена в своего принца, отвечавшего ей взаимностью.

Андзё, крайне нуждавшийся в поднятии престижа сёгуната, угроза которому постоянно росла, снова встретился с главным советником, и тот повторил ему все, что уже говорил два года назад Ии. Андзё, в свою очередь, повторил то, что сказал тогда Ии, и к полному удивлению своего противника добавил:

– Благодарю вас за ваше мнение, но, прошу прощения, канцлер Вакура не согласен с вами.

Вакуре было сорок с небольшим лет, он имел высокий придворный ранг, хотя и не отличался особо знатным происхождением. Этот человек с самого начала встал во главе движения среди придворных средних рангов, которое выступало против Соглашений и было непримиримо настроено против всех чужеземцев. Как канцлер, он был одним из немногих, имевших доступ к особе императора.

Уже через несколько дней Вакура пожелал встретиться с принцессой.

– Я с радостью сообщаю вам, что Сын Неба просит вас согласиться на расторжение вашей помолвки с принцем Сугаварой и выйти вместо него замуж за сёгуна Нобусаду.

Принцесса Иядзу едва не лишилась чувств. При дворе просьба императора была равносильна приказу.

– Здесь, должно быть, какая-то ошибка! Два года назад Сын Неба воспротивился этому высокомерному предложению по причинам вполне очевидным. Вы сами выступаете против него, как и вообще все, – я не могу поверить, что Божественный стал бы просить о такой ужасной вещи.

– Прошу прощения, она не ужасна и вас о ней просят.

– Все равно я отказываюсь – я отказываюсь!

– Вы не можете, прошу прощения. Позвольте, я объясню, что…

– Нет, не позволяю! Я отказываюсь, я отказываюсь, я отказываюсь!

На следующий день он снова попросил у нее аудиенции, но она не приняла его, потом он просил еще раз и еще. Она оставалась все так же непреклонна.

– Нет.

– Прошу прощения, госпожа, – сказала ее первая дама, очень расстроенная. – Канцлер опять просит уделить ему мгновение вашего времени, чтобы объяснить, почему вас просят об этом.

– Я не приму его. Передай ему, что я хочу видеть своего брата!

– О, прошу прощения, высокочтимая госпожа, – в ужасе пролепетала Первая дама, опуская глаза, – пожалуйста, извините, но мой долг велит напомнить вам, что у Сына Неба нет родственников после того, как он взошел на трон.

– Я… конечно, прошу простить меня, я знаю. Я… я слишком измучена, пожалуйста, извините. – Даже при дворе только жена императора, его наложницы, мать, дети, его братья и сестры, а также лишь два или три советника имели право смотреть ему в лицо без особого разрешения. За исключением этих ближайших лиц, это не дозволялось никому. Он был богом.

Как и все императоры до него, с того самого момента, когда Комэй завершил все ритуалы, мистически соединявшие его дух с духом его недавно почившего отца, который в свое время так же соединил свой дух с духом своего отца, а тот – своего и так далее, по непрерывной линии, восходящей к самому Дзимму-Тэнно, он перестал быть смертным и стал божеством, Хранителем Священных Символов – Нитей с резными бусинами-магатама, Меча и Зеркала – Сыном Неба.

– Пожалуйста, простите меня, – смиренно молила Иядзу, ужасаясь своему невольному кощунству. – Мне очень жаль, я… Пожалуйста, попросите канцлера ходатайствовать перед Сыном Неба о том, чтобы Божественный уделил мне миг своего времени.

Теперь, сквозь слезы, Иядзу вспоминала, как много дней спустя она сидела на коленях перед императором и постоянно окружавшей его толпой придворных со склоненными головами. Она едва узнала его в церемониальном облачении – принцесса видела его впервые за много месяцев. Она просила и умоляла, без конца причитая и плача, на обязательном в таких случаях придворном языке, почти непонятным для посторонних, пока не обессилела.

– Ваше Императорское Величество, я не хочу покидать дом, я не хочу уезжать в этот мерзкий город Эдо на другом конце света, я умоляю позволить мне сказать, что мы одной крови, мы не какие-нибудь выскочки из военачальников Эдо… – Ей захотелось крикнуть: мы ведем свой род не от крестьян, которые не умеют говорить как положено, одеваться как положено, есть как положено, вести себя как положено, не могут ни читать, ни писать как положено, и от которых разит дайконом, но она не осмелилась. Вместо этого она сказала: – Я умоляю вас оставить все как есть.